Только не|мы - Игорь Толич

поползли слухи о запретах, к которым никто не отнёсся всерьёз, но с августа этого года соответствующий указ был действительно подписан. Мелкие хозяйства по всему Евросоюзу оказались на грани разорения.

Разумеется, больше других из всех собравшихся этот вопрос коснулся Александра Эглитиса. Но я не хотела ловить на себе его гневные взгляды, будто лично я запретила ему экспортировать фермерский сыр. Мне, как и остальным, приходилось просто смиряться с новыми обстоятельствами. Я являлась точно такой же латышкой, хоть и прожила долгое время в России, до сих пор считая её родиной, пусть не первой, но, безусловно, значимой. В конце концов, в России оставалась моя мама, которая не пожелала вернуться в Даугавпилс или поселиться в Риге.

— Мне здесь уже привычно, — сказала она.

Но я-то понимала, что дело тут не только в привычке. У мамы появился кто-то, о ком она предпочитала пока молчать. Именно этот кто-то держал её в Москве. И я уважала её выбор. Я ведь тоже отправилась вслед за мужем, хоть и не только ради него одного. Ради себя — тоже.

На балконе дышалось намного легче, несмотря на то, что я вдыхала табачный дым. Такой каламбур легко объяснялся моим чувством отречения и свободы, возникающим всегда, когда я держала сигарету или смотрела на вольную красоту природы. А вместе разом — и табак, и вид соснового леса — окрыляли вдвойне. Я тихо улыбалась и не спешила обратно, невзирая на холод. Мне было комфортно даже в одном домашнем шерстяном платье, спускавшемся до щиколоток и почти полностью закрывавшим руки. Тем не менее, нужно было возвращаться.

Я открыла дверь и тут же в нашей спальне, где находился балкон, столкнулась с Марией.

— Ох, Илзе! — дружелюбно воскликнула она, очевидно, подогретая марочным вином и лёгкими закусками. — Я совсем потеряла тебя.

Вне стен её кабинета мы общались на «ты». Такое условное разделение должно было послужить нам обеим своеобразным сигналом к деловой или напротив — неформальной обстановке.

— Андрис не против, что ты куришь?

— Нет, — ответила я. — Но просит не злоупотреблять.

— Прекрасно, что у вас есть согласие во всех сферах, — улыбнулась Мария.

В руках она держала книгу, которую, судя по всему, вытащила из домашнего стеллажа. Конечно, я не обрадовалась, что Мария так свободно путешествует по чужому пространству и разглядывает вещи, которые ей не принадлежат. Однако я тоже была навеселе и хотела оставаться приятной, доброй хозяйкой.

— Я тут кое-что нашла, — заговорила моя психотерапевтка. — Это ведь твоя книга?

— Моя. Самая новая.

— Удивительно, что я её пропустила, — Мария развернула ко мне лицом обложку и отметила, не скрывая восхищения в голосе: — Очень приятные цвета. Такие приглушённые и в то же время цепляющие. Илзе, ты не возражаешь, если я возьму почитать?

— Как психотерапевт или как женщина? — пошутила я.

— Конечно, как женщина, — скромно ответила Мария. — Мне по нраву твой слог, я уже говорила, без всякого лукавства. Даже немного странно, но приятно читать соотечественницу на добротном русском языке. Конечно, тебе далеко до классики, уж прости, — при этих словах она быстро убрала книгу подмышку и обняла меня за плечи, увлекая к выходу из спальни. — Однако всё имеет тенденцию меняться. Язык, нравы, отношение ко многим вещам… Кстати, ты не пробовала звонить в тот магазин, что я посоветовала тебе?

— Пока не успела.

— Илзе, это я тоже посоветовала тебе не столько как психотерапевт, сколько как обычная женщина. Это дружеский жест, поверь.

— Конечно, я верю.

Мы вернулись обратно в гостиную. Мария говорила что-то ещё, но я её едва слушала. Среди присутствующих не было Андриса. Я как-то сразу отметила данный факт и почему-то забеспокоилась, хотя повода к тому объективно не существовало.

Некоторое время я провела, слушая разговоры гостей. Уже пора было доставать гуся. И мне хотелось, чтобы именно Андрис разделал его.

Я отправилась искать мужа. Потеряться в нашей квартире абсолютно невозможно. Однако, заглянув и в спальню, и в кабинет, я его не нашла.

Тогда я догадалась пойти в ванную комнату. В первой, основной, где находилась душевая кабина и джакузи, Андриса не оказалась. Я ушла ко второй, которой мы редко пользовались. Там стоял лишь унитаз, биде и уголок с душевым поддоном, используемый разве что редкими гостями, когда основная ванная была занята. Тем не менее, дверь туда была заперта. Я постучала.

— Андрис!.. — позвала я. — Андрис, ты тут?

— Да, Илзе! Сейчас выйду! — раздалось в ответ.

Но я не ушла, а решила подождать. Андрис вышел бледный и какой-то измотанный.

— Андрис, что случилось? — кинулась, было, я, но муж меня успокоил добросердечной улыбкой.

— Всё в порядке. Но канапе лучше убрать со стола.

— Господи, Андрис, я завтра же устрою взбучку этому ресторану!

— Ну, что ты, — покачал головой Андрис. — Может, я и ошибся. Правда, всё в порядке. Просто уберём на всякий случай и забудем.

— Да-да, — поспешно согласилась я. — Может, ты лучше приляжешь?

— Нет, конечно. Меня ведь ждёт твой фирменный гусь.

Андрис поцеловал меня в лоб, и сразу стало спокойнее. В его поцелуе не было тревоги, но было много невысказанной любви. Я обняла его. Мы постояли так пару минут, а затем вместе пошли к гостям.

Глава 7

Многие думают, что с наступлением нового года начинается какая-то совсем иная жизнь. Вот сейчас стрелки шагнут к двенадцатому делению, грянут куранты, восторжествует весь мир, и что-то точно изменится. Однако изменения происходят не по сигналу и чаще всего не тогда, когда к ним готовишься — режешь салаты и наряжаешь дом, а тогда, когда принимаешь решение. Или его принимают за тебя, иногда даже против твоей воли.

Я думала, я была уверена, что моё решение ответить на звонок Тони и позволить произойти нашей встрече выведет меня в грядущем году к счастью. Отчасти я взаправду ощутила его — всего лишь на короткий миг, толком не задумываясь, куда именно такое счастье ведёт.

Но разве могла я быть действительно счастлива с Тони? Что это за счастье такое? По всем канонам оно выходило неправильным, странным. Счастье, украденное из чужой жизни, из чужой семьи. И можно было лишь порадоваться, что это счастье продлилось считанные часы.

Однако я не радовалась. Я скорбела. Меня била жестокая дрожь при мысли, что Тони сейчас со своей семьёй, со своей Катей. Терпит, как он сам говорит, по привычке и живёт понятной ему жизнью с той, кто оставил его в Новый Год, кто всегда в первую очередь выберет других людей — сына, мать, может, даже бывшего мужа,